На свете братцы все говно,
Все мы порою, что оно,
Пока бокал пенистый пьем,
Пока красавиц мы ебем,

Ебут самих нас в жопу годы -
Таков, увы, закон природы.
Рабы страстей, рабы порока,
Стремимся мы по воле рока,

Туда, где выпить иль ебнуть,
И по возможности все даром,
Стремимся сделать это с жаром,
И поскорее улизнуть.

Но время между тем следит,
И ни хуя нам не простит,
То боль в спине, в груди одышка,
То геморрой, то где-то шишка,

Начнем мы кашлять иль дристать,
Иль пальцем в жопе ковырять,
И вспоминать былые годы,
Таков, увы, закон природы.

Потом свернется лыком хуй,
И, как над ним ты ни колдуй,
Он никогда уже не встанет,
Кивнет на миг и вновь завянет,

Как вянут первые цветы,
Морозом тронутой листвы,
Так всех, друзья, нас косят годы,
Таков, увы, закон природы.

* * *

Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Кобыле так с утра заправил,
Что дворник вытащить не мог.

Его пример - другим наука,
Когда меж ног такая штука,
Не суй ее кобыле в зад,
Как дядя - будешь сам не рад.

Так вот с утра, как Зорьке вправил,
Тут и инфаркт его схватил,
Он завещание оставил,
Всего лишь четверть прокутил.

И сей пример другим наука,
Что жизнь - не жизнь, сплошная мука,
Всю жизнь работаешь, коптишь,
И не доешь, и не доспишь,

Уж, кажется, достиг всего,
Пора оставить все заботы,
Жить в удовольствие начать,
И прибалдеть и приторчать,

Ан нет, готовит снова рок,
Последний, жесткий свой урок.
И вот пиздец приходит дяде,
На век прощайте водка, бляди,

И в мысли мрачны погружен,
Лежит на смертном одре он.

* * *

А в этот столь печальный мир,
В карете, вихрем к дяде мчась,
Ртом жадно к горлышку приник,
Наследник всех его сберкниг,

Племянник. Звать его - Евгений.
Он, не имея сбережений,
В какой-то должности служил,
И милостями дяди жил.

Онегина почтенный папа,
Каким-то важным чином был,
Хоть осторожно, в меру хапал,
И много тратить не любил,

Но как-то раз один увлекся,
Всплыло что было и что нет,
Как говорится, папа спекся,
И - загудел на десять лет.

А будучи в годах преклонных,
Не вынеся волнений оных,
В одну неделю захирел,
Пошел посрать - и околел.

Мамаша долго не страдала,
Такой уж женщины народ,
"Я не стара еще" - сказала,
- "Я жить хочу, ебись все в рот".

И с тем дала от сына ходу,
Уж он один живет два года.

Любил он поебать, и в этом,
Не знал ни меры, ни числа,
Друзья к нему взывали - где там,
А член имел - как у осла.

Бывало, на балу танцуя,
В смущеньи должен был бежать -
Его трико давленье хуя
Не в силах было удержать.

И ладно если б все сходило
Без крика драки и беды,
А то ведь получал, мудило,
За баб не раз уже пизды.

Да только все без проку было,
Лишь оклемается едва,
И ну пихать свой мотовило,
Будь то хоть девка аль вдова.

Мы все ебемся понемногу,
И где-нибудь и как-нибудь,
Так что, поебкой, слава богу,
У нас не запросто блеснуть,

Но поберечь не вредно семя,
Член к нам одним концом прирос,
Тем паче что в любое время,
Так на него повышен спрос!

Но... ша! Я кажется зарвался,
У вас прощения прошу,
И к дяде, что один остался,
Скорей явится поспешу.

* * *

Добавлено (06.04.2007, 19:42)
---------------------------------------------
Ах, мы немного опоздали,
Старик уже в бозе почил,
Покой ему. Мы выйдем тихо,
Пускай останется один.

Ну а пока у нас есть время,
Поговорим на злобу дня.
Так что я там пиздил про семя?
Забыл... Но это все хуйня.

Не в этом злая бед причина,
От баб страдаем мы - мужчины,
Что в бабах прок - одна пизда,
Да и пизда не без вреда.

И так не только на Руси,
На всей земле о том спроси,
Где баба, скажут, быть беде.
Шер ше ля фам - ищи в пизде.

От бабы пьянка, ругань, драка,
Но лишь ее поставишь раком,
Концом ее перекрестишь,
И все забудешь, все простишь.

Да только член прижмешь к ноге,
И то же,
А если раком иль минет, А?!

Но нет, черед и этому придет,
Но нас уже Евгений ждет,

Но тут насмешливый читатель,
Возможно мне вопрос задаст,
Ты с бабой сам лежал в кровати,
Иль быть ты может педераст?

Иль может в бабах не везло,
Коль говоришь что в них все зло?
Его без гнева и без страха,
Пошлю интеллигентно на хуй.

Коль он умен - меня поймет,
А коли глуп - пускай идет,
Я сам люблю, чего скрывать,
С хорошей бабою в кровать,

Но баба бабой остается
Пускай она как бог ебется!

* * *

Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
Он в тот же день без рассуждений,
В кусты крестьянку уволок,

Оттрахал бабу ни и скоро,
Спокойно вылез из куста,
Обвел свое именье взором,
Поссал и молвил: "Красота!"

Онегин был практичен с детства,
Свое вверенное наследство,
Не тратил он по пустякам,
И так, слагая к пятакам,

Он был великий эконом.
То есть умел судить о том,
Зачем все пьют и там и тут,
Хоть цены все у нас растут,

Никто не мог ему претить,
Такой порядок учредить.
Велел он бабам всем собраться,
Пересчитал их лично сам,

Чтоб было легче разобраться,
Переписал их по часам.
Бывало он еще в постели,
Спросонок чешет два яйца,

А под окном уж баба в теле,
Ждет с нетерпеньем у крыльца.
В обед еще и в ужин тоже,
Да кто ж такое стерпит? Боже!

А наш герой хоть и ослаб,
Ебет и днем и ночью баб.

* * *

Добавлено (06.04.2007, 19:43)
---------------------------------------------
В соседстве с ним,
И в туже пору,
Другой помещик проживал,
Но тот такого бабам ходу,
Как наш приятель, не давал.

Звался сосед Владимир Ленский,
Столичный был, не деревенский.
Красавец в полном цвете лет,
Но тоже свой имел привет,

Похуже баб, похуже водки,
Не дай нам бог такой находки,
Какую сей лихой орел,
В блатной Москве себе обрел,

Он, избежав разврата света,
Затянут был в разврат иной.
Его душа была согрета,
Наркотика струей шальной.

Ширялся Вова понемногу,
Но парнем славным был ей богу,
И на природу тихий лон,
Явился очень кстати он,

Ведь наш Онегин в эту пору,
От ебли частой изнемог,
Привычки с детства не имея,
Без дел подолгу пребывать,

Лежал один задернув штору,
И уж смотреть на баб не мог,
Нашел другую он затею,
И начал крепко выпивать.

Немного выпить - худа нету,
Но наш герой был пьян до свету,
Из пистолета в туз лупил,
И как верблюд в пустыне пил,

Онегин с Ленским стали други,
В часы свирепой зимней вьюги,
Подолгу у огня сидят,
Ликеры пьют, за жизнь пиздят,

Но тут Онегин замечает,
Что Ленский лепит невпопад,
И уж давно съебаться рад,
И пьет уже едва-едва.

Послушаем-ка их слова:
- А что Владимир ты уходишь,
- О да, Евгений, мне пора,
- Скажи с кем время ты поводишь?
Скажи, ужель нашлась вдова?

- Да только-только...
- Ну шуровые, ну народ...
И как же звать чувиху эту?
Как? Ольга? И что, не дает?

Как не дает? Знать, ты, приятель, плохо просишь...

Скажи, там есть еще одна?
- Родная Ольгина сестра,

- Ты шутишь.
- Нету,
Ту будешь тулить ту,
Я эту.

Так что, мне можно собираться?
И вот друзья уж рядом мчатся.
Но в этот день мои друзья,
Не получили ни хуя,

За исключеньем угощенья,
И не испросив прощенья,
Послушаем-ка их украдкой:
- Ну что у Лариных ?

- Напрасно поднял ты меня,
Ебать там никого не стану,
Тебе ж советую Татьяну,

- А что так? - Милый друг мой Вова,
Баб понимаешь ты хуево.
Когда-то, в прежние года,
И я драл всех была б пизда,

Добавлено (06.04.2007, 19:43)
---------------------------------------------
С годами гаснет жар в крови,
Теперь ебу лишь по любви.
Владимир сухо отвечал,
И после во весь путь молчал,

Домой приехал, принял дозу,
Ширнулся, сел и загрустил.
Одной рукой стихи строчил,
Другой хуй яростно дрочил.

Меж тем двух ебарей явленье,
У Лариных на баб,
Произвело такое впечатление,
Что у сестер пизду свело.

* * *

Итак, она звалась Татьяной,
Грудь, ноги, жопа - без изъяна,
И этих ног прекрасный плен,
Мужской еще не ведал член.

И думаете не хотела,
Она попробовать конца?
Хотела так, что аж потела,
И изменялася с лица.

Но не смотря на все на это,
Благовоспитанна была,
Романы про любовь читала,
Искала их, во сне спускала,
Но целку строго берегла.

Не спится Тане, враг не дремлет,
Любовный жар ее объемлет.

- О, няня, няня, не могу я.
Открой окно, зажги свечу.
- Ты что, дитя? - Хочу я хуя,
Онегина скорей хочу.

Татьяна утром рано встала,
Пизду об лавку прочесала,
И села у окошка сечь,
Как Шаpик Жучку будет влечь.

А Шаpик Жучку шпарит раком,
Чего боятся им, собакам?
Лишь ветерок в траве шуршит,
А то гляди и он спешит.

И думает в волненьи Таня,
Как это Шаpик не устанет
Работать в этих скоростях.
Так нам приходится в гостях,

Или на лестничной площадке,
Кого-то тулить без оглядки.
Вот Шаpик кончил, с Жучки слез,
И вместе с ней умчался в лес.

Осталась Таня у окна одна,
Тяжелых дум она полна.
А что Онегин ? с похмелюги,
Рассолу выпил целый жбан.

Нет средства лучше. Верно, други ?
И курит топтаный долбан.

* * *

О долбаны, бычки, окурки -
Порой вы лучше сигарет.
Мы же не ценим вас, придурки,
Иль ценим вас, когда вас нет.

Во рту говно. Курить охота...
А денег только пятачок.
И вдруг в углу находит кто-то,
Полуистоптанный бычок.

И крики радости по праву,
Из глоток страждущих слышны,
Я песнь пою, пою я славу,
Бычки, окурки, долбаны.

* * *

Еще кувшин рассолу просит,
И вдруг письмо служанка вносит.
Он распечатал прочитал,
Конец в штанах мгновенно встал.

Добавлено (06.04.2007, 19:43)
---------------------------------------------
Не долго Женя себя мучил,
Раздумьем тягостным и вновь,
Так как покой ему наскучил,
Вином в нем заиграла кровь.

Решил - "Сегодня к вечеру
Сию Татьяну отдеру".

День пролетел как миг единый,
И вот Онегин уж идет,
На место, в тот старинный парк.
Где уж его Татьяна ждет.

Минуты две они молчали,
И думал Женя "Ну, держись!"
Он молвил ей: - Вы мне писали?
И гаркнул вдруг: - А ну, ложись!

Орех, могучий и суровый,
Стыдливо ветви отводил.
Когда Онегин член багровый,
Из плена брюк освободил.

От ласк Онегина небрежных,
Татьяна как в бреду была.
В шуршанье платьев белоснежных,
Свою невинность пролила.

Ну невинность эта братцы,
Воистину и смех и грех.
Хоть, если глубже разобраться,
Сперва разгрызть, чтоб съесть орех,

Я грыз орехи сколько мог,
Теперь увольте, извините,
Я целок больше не ломок.

Ну а пока здесь без идиллий,
Онегин Таню отдолбал.
И мы давайте вместе с ними,
Скорее поспешим на бал.

О! Бал давно уже в разгаре,
И в зале жмутся пара к паре,
И член мужчин уж напряжен,
На баб всех, кроме личных жен.

Да и примерные супруги,
В отместку брачному кольцу,
Кружась с партнером в бальном круге,
К чужом тянутся концу.

В соседней комнате, смотри-ка,
На скатерти зеленой тихо,
И за портьерою в углу,
Ебут кого-то на полу.

Лакеи быстрые снуют,
В бильярдной - там уже блюют.

Везде летят бутылок пробки,
Татьяна же после поебки,
Наверх тихонько поднялась.
Закрыла дверь и улеглась.

В сортир бежит Евгений с ходу,
Имел он за собою моду -
Усталость ебли душем снять,
Что нам не вредно перенять.

Затем к столу бегом он мчится,
И надо же беде случиться,
Владимир с Ольгой за столом,
А член, естественно, колом.

Он подошел походкой чинной,
Целует руку ей легко,
- Здорово, Вова, друг старинный,
- Жуан пили! Бокал, Клико!

Сперва Клико одну бутылку,
Потом зубровку не одну,
И через час уже мотало,
Друзей как листья на ветру.

А за бутылкою "Особой",
Онегин плюнул вверх икрой,
Назвал он Ленского разъебой,
А Ольгу ссаною дырой.

Владимир поблевав немного,
Чего-то стал орать в пылу.
Но бровь свою насупив строго,
Спросил Онегин: "По еблу?"

Хозяину, что бегал рядом,
Сказал: "А ты - иди поссы!"
Попал случайно в Ольгу взглядом,
И снять решил с нее трусы.

Сбежались гости. Наш кутила,
Чтобы толпа не подходила,
Карманный вынул пистолет -
Толпы простыл мгновенно след.

А он - могуч и строен, смел
Ее меж рюмок поимел.

Потом побил зеркал немножко,
Прожег сигарою диван,
На площадь, выйдя, крикнул: "Прошка!
Гони скорей домой, болван!"

*** *** *** *** *** *** *** ***